— «Так и так», — говорит матери, — «вот что со мной было»! Ну, радость, понятно, в доме сделалась: богачами ведь сразу оказались! Наутро отец забрал кайло, суков смолистых для освещения, хлеба и пустился в дорогу. Нашел полянку, на которой ночевал и дуб узнал; отыскал свои засечки на деревьях и дальше заспешил. Шел — шел… пометы его, а путь как будто не тот!.. и не наверх, как утром вчера, а вниз куда–то вел. Спустился отец с горы, на дне ущелья оказался. Взобрался опять на гору, сыскал свои надрезы — они его еще в другое место завели. Сунулся по третьему следу — в еще более диком месте очутился, едва вылез, ни скалы, ни пещеры и в помине нет! Бился, бился отец, да так ни с чем домой к ночи и вернулся… Говорили потом старики, что нельзя было ему босиком в пещеру входить — надо было обмотать ступни чем–нибудь мягким, чтобы следов не оставить. А как наткнулись гномы на следы и поняли, что человек их богатства увидел — сейчас же засыпали вход и поделали насечки на деревьях в разных направлениях.
Так мы в бедности своей и остались!..
Уже совсем легла ночь.
Месяц еще не всходил из за гор, небо было серо–синее; каменные вершины казались посыпанными снегом; лагерь понемногу замирал.
— А пора и спать?.. — проговорил один из рассказчиков и стал устраиваться у огня.
Со стороны двуколки опять послышался стон; улегшийся было Марк встал, подошел к больному и нагнулся над ним.
— Не нужно ли тебе чего? — спросил.
На него глянуло совсем молодое, бледное лицо с карими глазами.
— Пить!.. — проговорил Ян спекшимися губами.
Марк подал длинногорлую тыкву с водой и больной с жадностью приник и долго не отрывался от нее.
— Спасибо!.. — сказал и опять опустился на войлок. Марк укутал его в веретье с двуколки, прочел молитву и улегся поблизости. Ночью он несколько раз просыпался и проведывал больного.
В серебряной ряби облаков плыл месяц; только шум речки нарушал тишину; отблески костров пятнами золотили черную стену безмолвного леса. Было жутко, торжественно, незабываемо хорошо…
Певучие звуки трубы пробудили Марка на рассвете. Он открыл глаза и несколько мгновений не мог понять, в чем дело: кругом недвижно висел белый как молоко, густой туман. Марк поднялся; сделались видны верхушки палаток и головы людей, как бы плававших в разные стороны в этом молоке; высоко вверху четко виднелось кольцо горных вершин; из них две, самые высокие, горели как яркие, алые маки.
Туман понемногу оседал; люди складывали палатки, водили на водопой, седлали лошадей и длинноухих мулов; было сыро, холодно и когда туман исчез — сизый налет росы покрывал все.
Марк и трое его новых товарищей подошли к больному; он был в забытьи и не ответил на зов.
— Чего его таскать с собой? — проговорил тот, который рассказывал про рыцаря Вода. — Оставить его надо: все едино помрет!..
— Что ты? — возразил Марк. — Да его звери съедят!
— А кто же с ним возиться будет? ты, что ли?
— Я!.. — подтвердил Марк. — Помогите мне только на повозку его поднять!
Кнехты исполнили просьбу.
По второму зову трубы закричали погонщики, заскрипели колеса повозок — обоз тронулся в путь. Впереди, блестя остриями копий, ехали вооруженные всадники; другой отряд замыкал шествие.
Марк зашагал рядом с больным и всячески старался не давать ему мотаться из стороны в сторону на рытвинах и колдобинах.
Стал чувствоваться восход солнца: сделалось теплей, хмурое, предрассветное настроение людей сменялось оживлением; в хвосте каравана кто–то загорланил песню.
Понемногу сделалось жарко; солнце выкатилось из–за горной цепи; рои мух и оводов стали беспокоить лошадей и мулов; погонщики обмахивали их ветками.
Часа через три долина сузилась и превратилась в дикое безлесное ущелье; со всех сторон вставали темные и красноватые каменные кручи и скалы; шум реки превратился в рев; клубясь и пенясь, она с яростью прыгала по камням; над стремниной вздымались отвесные скалы; в одном месте — самом узком — она давала крутой поворот и там висела арка каменного моста; по ту сторону реки, на уступе, над водой серели башни и стены небольшого замка.
Караван сдвинулся теснее и остановился; люди стали приготовлять оружие: дорогу у самого моста перегородила толпа пеших, вооруженных людей; предводитель их, блестя латами, возвышался над всеми на огромном вороном коне; пук белых и красных страусовых перьев развевался на его шлеме.
Марк и повозки его товарищей задержались на бутре; им было хорошо видно все происходившее. От головы каравана отделился, окруженный своими всадниками, мейстер Иогансон; он приблизился к рыцарю, слез с седла и снял шляпу; тот поднял забрало; начались какие то переговоры.
— Ишь, сволочи!.. — со злобой выговорил один из кнехтов, стоявших около Марка. — И не надо нам через их мост идти, а все–таки плати за то, что мимо идешь…
— Зачем же платить? — удивился Марк.
— Попробуй, откажись! Сейчас мейстер много не даст — мы сильней ихней шайки, а что–нибудь сунуть надо: иначе потом поплатишься!
Между начальником каравана и рыцарем, видимо, происходил торг; мейстер полез к себе в карман, вытащил монету и подал ее человеку в полосатой куртке и с синим колпаком на голове, стоявшему около стремени рыцаря; этот подкинул ее на руке и спрятал за пазуху. Рыцарь поднял над головой копье и люди, перегораживавшие дорогу, расступились по обе стороны ее. Мейстер сел на лошадь, провел сквозь них отряд и сейчас же остановил его на свободном месте; по знаку его руки караван двинулся вперед.
Марк, проходя мимо, со вниманием всматривался в бородатые лица вражеских воинов; рослые, плечистые как на подбор, они каменными изваяниями стояли, опершись на копья. Рыцарь казался грудой железа; лицо его было багрово; из–под клокастых бровей смотрели маленькие, воспаленные глаза; темная борода с сильною проседью покрывала подбородок и щеки.
— Дьяволы!.. — вполголоса произнес другой сосед Марка, когда стены из людей были пройдены. — Хари разбойничьи! Все в шрамах!
— А зачем наши конные у моста остались? — спросил Марк.
— Чтобы не напали сзади на обоз! — пояснили ему. — Это такой проклятый народ — всякую пакость сделают, да еще наглумятся потом! Кабы их сила сегодня была — либо дотла ограбили бы, либо что ни захотели, то и отняли бы!
Сила, брат, на свете всему голова!
Замок и мост остались позади; дорога свернула в боковое ущелье и густой лес опять зазеленел кругом каравана.
Около полудня на лужайке, где было много травы, сделали привал; чтобы не попасться врасплох, задний отряд был усилен; на высокий дуб влез сторожевой: оттуда открывалась значительная часть пройденного пути.